Уроки августа

   Непривычно противно я самочувствовал в прошедшие три дня — с 19-го по 21-е августа. Начиная с митинга в защиту Ельцина 19-го марта 1989-го года перед зданием Моссовета, я не оказывался совершенно бессилен, неспособен сделать хоть что-нибудь для самозащиты от взбесившихся борцов за прочность своих кресел. Если бы я опять, как тогда, оказался в Москве! Но в родной Одессе оставалось только слушать с ужасом «Маяк», с надеждой — «Свободу» и гадать, убьют меня сразу или предварительно помучают в лагере — я ещё до перестройки отличался недержанием речи (впрочем, ортодоксально марксистской, но и это было не принято), а уж за последние 6 лет наговорил более чем достаточно для самых разнобезобразных оргвыводов. Нашёлся, впрочем, и ещё один способ времяубиения — думать о том, как добрели мы до жизни такой и как из неё выкарабкиваться. Занятие вполне бесплодное, но по крайней мере привычное — среди друзей я, как человек, добровольно прочитавший все полсотни томов Маркса и Энгельса, давно считаюсь политологом.

   Результаты размышлений получались мрачные. «Если они доживут до понедельника, то мы их не переживём»; «Если есть хоть кто-то, кто может прислать Вам вызов — пусть присылает немедленно» — автоцитаты достоверные, есть достаточно свидетелей, что я это говорил ещё 19-го.

   Но довольно быстро всплыли неожиданные на первый взгляд факторы, действовавшие в нашу пользу. Члены Государственного комитета по созданию чрезвычайного положения, как и положено верным ленинцам, трудов Ленина не читали; поэтому ни один из пунктов подготовленной Великим Вождём инструкции по подготовке и проведению вооружённого восстания выполнен не был. Новые люди и структуры, возникшие за последние шесть лет, совсем не стремились уступить вечно вчерашним свои богатейшие возможности; и на фоне старательно изготовляемого одобрямса всплывали то осторожное, но достаточно чёткое «фе» Конституционного надзора, то «Моя хата с краю» республиканских лидеров. А уж руководители России не могли ожидать для себя от «восьмёрки шестёрок» ничего лучшего, чем фонарный столб, и поэтому должны были возглавить сопротивление независимо от своих моральных качеств (это ничуть не умаляет их героизма — перед лицом смерти слишком многие похожи на кролика перед удавом, а не на мангуста перед коброй).

   Наконец выяснилось, что, в отличие от Вильнюса, в Москве танки ещё не научились проламывать живые стены. И уже 21-го обнаружилось: и белорусский Дементей, и ленинградский (не питерский!) Гидаспов, и Секретариат ЦК КПСС, и Кабинет министров, оказывается, с самого начала подозревали, что действия уважаемого Комитета не вполне конституционны. Коллегия министерства обороны убедилась, что пребывание солдат на городских улицах заметно уменьшает их готовность к выполнению приказов, и поспешила спрятать остатки своей мощи в казармы. «Они» отступили. И, как сказал, вспоминая начало войны, великий лётчик-испытатель и прекрасный писатель Марк Лазаревич Галлай, «Первый бой мы выиграли».

   Но «Первая любовь потому и первая, что редко бывает последней». Это относится и к первому бою. В стране ещё хватает любителей сражаться до последней капли чужой крови. В следующий раз они будут умнее — не только потому, что глупые высунулись первыми, но и потому, что учтут прошлые ошибки. Но что мешает поумнеть и нам?

   Я не хочу касаться кадровых перемен, расформирования преступных организаций и прочих очевидных и неизбежных мер быстрого реагирования. Ум государства — это в первую очередь его законы и законодатели (именно в таком порядке, ибо мудрый закон включает и защиту от ошибок будущих законодателей). Какие же законы могут защитить нас от тех, кому никакой закон не писан — борцов за создание фона, над которым легко возвышаться? Некоторые предположения на эту тему показались мне достаточно любопытными, чтобы набраться наглости вынести их на всеобщее обозрение.

   Со времён Нюрнбергского процесса весь цивилизованный мир знает, что исполнитель преступного приказа несёт такую же ответственность, как если бы действовал по собственному усмотрению. Но мы в цивилизованный мир никогда и не пытались входить. «Приказ начальника — закон для подчинённого», и притом единственный закон. Воины, защищавшие Белый дом на набережной, ещё не избавлены от угрозы трибунала за невыполнение приказов Язвы и Пугала. Пора, наконец, и нам понять, что решения Нюрнберга адресованы не только побеждённым, но и (в первую очередь) победителям. Понятие «преступный приказ» должно войти и в уголовный кодекс, и в уставы вооружённых сил, и в воинскую присягу. Каждый претендент на пост Наполеона должен знать, что его солдаты в ответ на приказ стрелять по народу могут выстрелить и в него.

   «Незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение». Но закон, который должен исполняться неукоснительно, лучше всё-таки знать. Некоторые виды приказов нужно объявить преступными прямо в уставе. Безусловно преступными должны быть признаны любые попытки пребывания вооружённых войск в населённых пунктах (вне казарм) или применения войсками (даже безоружными) силы против любых граждан. Даже для борьбы с заведомыми бандитами существуют другие службы. Армия может драться лишь с армией.

   С незапамятных времён любой правитель старался делить свои войска на несколько независимых частей и заставлять их враждовать между собой. И наш коллективный царь — ЦК КПСС — всегда сталкивал армию, КГБ и МВД — пока они грызутся между собой, хозяина не тронут. Но сейчас хозяева страны меняются, а у этой троицы владелец прежний. И даже если и ЦК, и КПСС будут официально отменены, выпестованные ГлавПУРом командующие останутся верны любому, кто вовремя объявит себя наследником славных традиций 70-летней гражданской войны. Убрать их всех трудно, да и опасно — почувствовав угрозу тёплому креслу, любой из них задумается о повторении августовского эксперимента. Лучше создать ситуацию, когда каждый кандидат в бунтовщики будет твёрдо знать, что против него окажется большинство. Проще всего этого добиться, разделив армию между республиками. Конечно, всё не разделишь. Дальним бомбардировщикам не уместиться в границах не только Молдовы или Армении, но и Украины и Казахстана. А уж раздел между республиками ядерных ракет — традиционная тема ночных кошмаров политиков всего мира. Но сухопутные и воздушнодесантные войска — основной инструмент любого военного переворота — разделить столь же просто, сколь и полезно. А разделив, нужно позаботиться о том, чтобы каждую республиканскую столицу охраняли солдаты всех республик — чтобы потруднее было бросить их на штурм.

   Разделить следует и внутренние войска МВД. Это нужно не только для защиты от переворотов, но и на случай конфликтов между республиками. Я регулярно слышал праведное возмущение и простых смертных, и депутатов: «Почему русские призывники должны погибать в конфликтах армян с азербайджанцами?»; «Зачем украинцам лезть между грузинами и осетинами?» и так далее… Да потому, что войска Армении и Азербайджана перебили бы друг друга, а заодно и мирных жителей любой национальности, попавших на прицел. Затем, что грузины с осетинами нуждаются в строгой изоляции друг от друга на время, необходимое для прихода в себя. И не зря под голубыми касками ООН можно найти лишь представителей нейтральных стран. И у нас в зону конфликта можно вводить войска всех республик, кроме тех, которые в этом конфликте участвуют.

   Лидеры республик и областей один за другим заявляли: «У нас чрезвычайного положения нет, нельзя разрушать экономику, работайте, призывы к забастовке опасны». Здесь сразу несколько тщательно изготовленных ошибок. «У нас» чрезвычайное положение появилось бы сразу же по истреблении тех очагов заведомого сопротивления, где его ввели сразу. Перед референдумом о Союзе нам тысячекратно повторяли притчу о попытке сломать веник. Неужели же Кравчук и Назарбаев решили уподобиться прутьям из этой притчи? Или они не понимали, что для ГКЧПистов они бунтари не меньшие, чем Ельцин? «Разрушить экономику» сильнее, чем это делает уже 74 года любимая партия, просто невозможно. Поэтому забастовка, предотвращающая возвращение этой партии к власти, будет для экономики спасительна. «Призывы к забастовке опасны» для любых борцов с собственным народом по очень простой причине: всеобщая забастовка — единственное, с чем армия справиться не может. По всему этому готовность народа к забастовке — лучшая защита от его спасителей. Право на политическую забастовку необходимо освободить от всех оков, предусмотренных уже в наши перестроечные дни. Любая действительно прогрессивная политическая организация должна подготовить своих сторонников к мгновенному уходу в забастовку не хуже, чем подготовлены к этому предприятия союзного подчинения в Прибалтике. Забастовка — явно лучшее оружие пролетариата, чем булыжник.

   «Поскольку хорошо организованная милиция необходима для безопасности свободного государства, право народа хранить и носить оружие не должно нарушаться» — решили ровно 200 лет назад отцы-основатели США (милиция во всём мире — это не полиция, а именно народное ополчение). Вокруг второй поправки к Конституции до сих пор бушуют споры, но и по сей день она считается одной из лучших защит прав и свобод. И, между прочим, несмотря на пророчества наших газет, американцы всё ещё не перебили друг друга: ожидание встречной пули хорошо лечит от желания выпустить собственную. А у нас ни один честный гражданин не может защититься от бандитов, которые, плюя на любые законы, не остановятся, конечно, и перед законом о наказаниях за ношение и хранение оружия. «Моя милиция» себя бережёт, заботясь не о нашей защите, а о своей незаменимости. Пожалуй, и среди нас (не среди «них»!) найдётся не так уж много людей, которым вторая поправка повредила бы. Оружие в любом кармане способно, кстати, остановить хулиганов не только уличных, но и кабинетных.

   Разумеется, интересных законов можно предложить ещё много. Поэтому лучше поговорить немного о самих законодателях. Давно ли мы с восхищением взирали на Первый съезд? А теперь… Неужели кто-нибудь сомневается, что 26-го августа Верховный Совет одобрил бы все решения государственных преступников и закончил своё существование? А ведь полномочия этих депутатов кончаются лишь в 1994-м году, и угроза сокращения этого срока после подписания Союзного Договора заставила многих из них примкнуть к мятежу. Выход из положения достаточно прост и опробован, кстати, в Сенате тех же Соединённых Штатов. Скользящая ротация, когда ежегодно переизбирается одна пятая всех депутатов, предусмотрена и в нашем Верховном Совете, но организована так же безобразно, как и многое другое. Срок полномочий каждого депутата должен быть одинаков, но кончаться эти полномочия должны в разные годы. Тогда (при условии прямых выборов, без промежуточного Съезда) в Совете всегда будут и люди достаточно опытные, способные не путаться в процедуре и терминологии, и те, кто отражает нынешние убеждения избирателей, а не заблуждения пятилетней (в наши дни это то же, что и вековой) давности.

   Я убеждён, что смогу и сам соучаствовать в выработке этих и других подобных законодательных мер. Поэтому прошу считать настоящие заметки официальным заявлением о выдвижении моей кандидатуры на предстоящие после подписания Союзного договора выборы народных депутатов СССР. Надоело быть посторонним.

Анатолий Вассерман