Уже в нынешнем тысячелетии — лет через 10–15 после написания данной заметки — пришёл к выводу: в данном случае следует говорить не о патриотизме, а о шовинизме. Патриотизм — любовь к своей стране; шовинизм — ненависть к другим. Национализм — любовь к своему народу; нацизм — ненависть к другим.

   Патриотизм нынче в моде. И самые откровенные фашисты стали именоваться национал-патриотами. А обвинение в отсутствии патриотизма всегда было тягчайшим.

По моему скромному мнению,

   1. Любое животное должно в первые же часы жизни запомнить то, что важнее всего для выживания. Запомнить мгновенно и навсегда. Такое запоминание жизненно важного называют «импринтинг» — впечатывание.

   Прежде всего — облик матери. И цыплёнок, вылупившийся в инкубаторе, будет бегать за фермером: ведь в природе первый движущийся предмет, видный птенцу — его наседка.

   Запоминается вид родного гнезда. Горбуша, всю жизнь нагуливающая тело в океане, на нерест возвращается в ту речушку и к тем камням, где сама выклюнулась из икринки. Если она выжила, то и у её потомства шансы в этом месте неплохие.

   Импринтинг есть и у человека. Хотя не так заметен на фоне множества других механизмов поведения, но работает довольно надёжно. Для каждого из нас самая красивая женщина — мать. И самое красивое место — родной дом.

   Человек разумен, то есть способен обобщать. И из импринтинга он делает далеко идущие выводы. Любит не только мать, но и всю многочисленную родню. Не только родной дом, но и всю страну.

   2. Но эволюция человека с появлением разума остановилась. И даже такой жизненно важный механизм, как импринтинг, даёт осечки.

   Не буду рассуждать о трениях в семье: это тема близка слишком многим и слишком по многим причинам. А нехватка любви к родине встречается куда реже. И переживается поэтому куда больнее.

   Если любовь отсутствует, но нужна — её можно изобразить. И начинаются бурные сеансы патриотизма. С криками «права или неправа, но это моя страна» и «превыше всего». Особенно ярко это выражено у свежеиспечённых горожан — слишком разнятся деревня и город, не каждый ощутит родиной и то, и другое.

   Кто умеет — делает; кто не умеет — учит; кто не умеет учить — учит учителей. Курс «патриотического воспитания» в школах способен вызвать ненависть к родине даже у самого здорового ребёнка. Зато преподаёт им искусство имитации любви.

   Страна — место, где можно свободно передвигаться: для современных европейцев родина — это почти весь мир. Крепостная система прописки специально разработана как препятствие такому перемещению. И естественной любви к своей родине у советского народа явно не хватает. Поэтому советский патриотизм всегда граничит с истерией. Даже сейчас, когда страна разделана на ломтики, в каждом из них прописка сохранена. И градус патриотизма повыше прежнего.

   3. Особенно сложно полюбить родину, если неизвестно, что к ней относится. Каково было галичанам обнаружить, что поверивший горстке агитаторов Джугашвили пришил их горы к степям Украины. Каково нам теперь слышать, что родина наша — не великая Русь, а ампутированный её клочок. Не удивительно, что именно Галичина во всю советскую эпоху была рассадником украинского патриотизма. И ныне у нас затяжной бум патриотизма, который закончится лишь с восстановлением нормальной нашей родины. Со всею Русью. И без Галичины.

   И в прочих частях нашего отечества патриотизма хоть отбавляй. Разве что Белая Русь уже переболела. Ибо там родину мало кто терял. И очень уж много жизней отдано в великой войне за эту — общую нашу — родину. Так что до сих пор памятны эти жизни.

   4. Зато на нашей Окраине жертвы во имя единой родины рекомендовано считать преступлением. А патриотами, естественно, считаются лишь те, кто родину стремится урезать до размеров, соответствующих собственной любвеспособности. Кто любит родину лишь садистски…

   Неужели бившиеся за единую Русь Богун и Палий, Коцюбинский и Махно, Ковпак и Вершигора — меньшие украинцы, чем битые ими Выговский и Мазепа, Скоропадский и Петлюра, Бандера и Шухевич?

Анатолий Вассерман