Русь из варяг в греки

Анатолий Вассерман

   Примерно в те же времена, когда в далёкой Палестине проповедовал новое учение сын плотника из Назарета Иисус Иосифович Давыдов, по Европе катилась очередная волна великого переселения народов. На сей раз — германская. Началась она за пару сотен лет до рождения нового учителя и кончилась через пару сотен лет после.

   Последствия этой волны столь велики и многообразны, что одно их перечисление занимает немалые тома. Но нас, живущих в Восточной Европе, более всего касается одно из них: после прохождения германцев центр Восточной Европы — нынешняя Среднерусская возвышенность — оказался практически пуст. Все, кто здесь жил, влились в потоки переселенцев.

   На освободившиеся просторы, естественно, рванулись соседи. Принадлежали они, как и германцы, к индоевропейской семье языков. С севера шли балты (из них до наших дней дошли почти без изменений латыши и литовцы). С юга — иранцы (скифы — ныне из тех племён сохранились только осетины).

   Встречи племён, вопреки тогдашнему обычаю, чаще всего не заканчивались столкновениями: на свободных просторах делить было нечего. Новые поселенцы оседали по соседству, смешивались, роднились…

   И всего за пару сотен лет (необычайно скоро по историческим меркам) сформировалась новая группа племён и языков — славянская. Точнее, словянская: сами себя они, как многие в ту пору, называли говорящими в противовес немцам — немым, то есть говорящим непонятно. Лишь в XVII веке, когда эта терминология стала уже непонятна, составитель первого русского словаря Памва Берынды по совету филолога Лаврентия Тустановича (более известного как Зизаний: от зиза — монаший капюшон) заменил «словянин» (от «слово») на «славянин» (от «слава»). В других славянских (словянских) языках сохранилось старое написание.

   Поскольку новые народы и наречия формировались на общей основе, они оказались столь близки, как если бы произошли от единого предка. На самом же деле Восточная Европа в IV–V веках представляла собой лоскутное одеяло из тысяч мельчайших племён, занимавших иной раз всего по одному–два посёлка.

   Европа тогда переживала эпоху, когда реальную власть давала только сила. В наши дни такие порядки именуются «рэкет»; тогда — «феодализм».

   Всякий рэкетир знает: с тех, кто живёт и работает на его территории, много не возьмёшь — иначе некого будет стричь завтра. Разве что государственные налоговые службы забывают об этом: им важнее отчитаться сегодня. Зато проезжего можно раздеть до нитки — всё равно завтрашние деньги он заплатит другому рэкетиру.

   Феодальная Европа была адом для купцов: поборы с них брали на каждой границе, а между границами и сотни вёрст не было. За время пути цена товара вырастала в несколько раз — и почти вся эта прибыль шла в карман не самого купца, в награду за бесчисленные превратности и тяготы пути, а в подвалы феодальных замков, хозяева которых к самой торговле отношения не просто не имели, а и стыдились иметь.

   Как раз к моменту, когда на востоке Европы завершалось формирование славянской общности, на юго-западе Рим пал под ударами последних переселившихся германцев. Роль главного политического и торгового центра Европы перешла к восточной столице империи. И купцы Византии, естественно, развили новый торговый путь, поближе к себе. Тем более что рэкетиры Восточной Европы были послабее западных — им хватало внутренних разборок.

   Но ещё лет через сто Янтарный путь стал ничуть не дешевле для купцов, чем любая другая торговая магистраль: славянские рэкетиры тоже поняли, что проезжих грабить комфортнее и выгоднее, чем своих. И константинопольские купцы, шедшие из варяг в греки, столкнулись с непредвиденными и неприемлемыми убытками.

   Проблема касалась всего государства. Мощь державы опиралась на крупнейшую армию. А для её найма требовались соответствующие деньги. Взять их государству неоткуда, кроме налогов. А налоги легче брать с богатых. Вместо беготни за каждым бедняцким грошом государство предоставляетсвоим богачам придумывать способы компенсации за бедняцкий счёт всего изъятого.

   Из всех богатых лучше облагать купцов. Во-первых, всё их состояние — в деньгах и товарах, а не в землях и замках, которые налоговые инспекторы должны ещё превращать в деньги. Во-вторых, немалую часть своих доходов купцы черпают за рубежом — так что их налогообложение почти так же приятно государству, как и выигранная война.

   И когда купцы столкнулись на Янтарном пути с рэкетом, Восточная Римская империя направила всю свою мощь на расчистку пути.

   В прежние, великоримские, времена дикие земли на торговых путях просто завоёвывались и силой принуждались к миру (Pax Romana — римский мир). Но в V–VII веках Восточной империи явно не хватило бы сил на завоевание всей нынешней Европейской России и Украины. По крайней мере судя по тому, что Византия, несмотря на многолетние войны, так и не смогла воспрепятствовать формированию на севере своих владений независимой Болгарии.

   Пришлось искать приёмы не столь эффектные, но более эффективные. И нашли — не зря греки всегда славились хитроумием.

   Если платить приходится каждому встречному пахану — надо сократить число встреч. Если не удаётся сократить до нуля — то хотя бы до единицы. Всей своей торговой и политической мощью Византия способствовала формированию вдоль Янтарного пути единого государства.

   Место столицы этого государства тоже определилось естественным, экономическим путём. Там, где Янтарный путь пересекался с северной веткой Шёлкового, можно было грабить купцов на обеих главных торговых магистралях тогдашней Евразии. Поэтому богатейшим из паханов оказался киевский. Ему и помогли подмять прочих.

   Правда, княжеский престол (высокое кресло), а с ним и термин «столица», появился на пару веков позже. Поэтому Киев называли по-гречески — метрополис. В дословном переводе на русский — мать-город. И никого не смущало, что «мать городов русских» куда моложе доброй половины своих тогдашних сыновей.

   За пару веков новое государство выросло на славу. Главное — невероятно по тем временам единое. Не удивительно — единство это скреплялось деньгами с единого Янтарного пути.

   А чтобы единство хранить и крепить, организовали «княжью лестницу» [на самом деле — лествицу; так называется шнур с вывязанными на равных расстояниях узелками — вариация на тему чёток для удобства подсчёта молитв; увы, при написании статьи воспользовался источником, где допущена опечатка].

   Все княжества Руси были выстроены по ранжиру с учётом простора, многолюдства, богатства и множества иных важных для любого властителя особенностей. Конечно, порядок княжеств в лестнице регулярно пересматривали — кто процветал, кто хирел, кто делился, кто сливался… Но в любой момент все знали, какое княжество сегодня лучше, какое хуже.

   И если какое-то из княжеств освобождалось, в него немедленно переходил князь, стоящий на ступеньку ниже. На его место, в свою очередь, поднимался следующий — и так далее. Нижнюю ступень занимал старший из безработных в данный момент претендентов. Таким образом каждый князь был заинтересован в процветании всех более могущественных собратьев — ведь в любой момент он мог оказаться на месте кого-то из них.

   Княжья лестница была системой невероятно по тому времени сложной и прогрессивной. Так что её строительство заняло несколько веков и завершилось уже в эпоху Рюриковичей. Благо эпоха эта тем и характерна, что все тогдашние князья были родственниками и вопросы переселения решали по-семейному.

   Конечно, и между родственниками раздоров хватает. Но до крупномасштабных междоусобных войн дело доходило редко. Разрушишь в междоусобице какой-нибудь город — а через пару лет в него же по лестнице и попадёшь. Как тебя встретят? Аглавное, как — и как скоро — проводят?

   Регулярно воевали только галицкие и новгородские князья — у них были самостоятельные источники доходов. Новгород активно участвовал в балтийской торговле, оформившейся позже (в 1358-м) в Ганзейскую Лигу. Галичина перекрывает горные проходы в Карпатах, где пролегала северная ветка Шёлкового пути.

   Кроме того, само название свидетельствует, что в тех краях немало солеварен (halos по-гречески — соль). В те времена соль — товар стратегический: не только для кулинарии, но и для консервации множества продуктов — от грибов до мяса. За солью ездили за сотни вёрст: не зря на Украине Млечный путь именуют Чумацкий шлях — солевозный путь. Так что Галич на соли процветал.

   В борьбе за великокняжеский, киевский, престол Новгород побеждал чаще Галича: на Балтике всегда хватало безработных скандинавских вояк, которых можно было вербовать по дешёвке. А большие батальоны, как отмечал Наполеон Карлович Бонапарт, всегда правы.

   Собственно, и сам Рюрик вышел из таких воинов — варягов. Сначала предводитель наёмников у князя Гостомысла, потом его зять. А когда Гостомысл умер, не оставив сыновей, и порядок престолонаследия по мужской линии прервался, ему хватило сил доказать, что зять не хуже сына. Знаменитая фраза «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет; придите княжить и владеть нами» касалась именно порядка престолонаследия — к порядку управления её стали прилагать уже в XIX веке.

   Но пока работал Янтарный путь, воевать за какой бы то ни было из русских престолов, кроме великокняжеского, было невыгодно. Самостоятельным рэкетом на Янтарном пути никто из князей заняться не мог — его бы немедленно задавили остальные, чьи доходы оказались бы под угрозой. А собственных доходов большинство княжеств давали куда меньше, чем требовалось для привычного уровня жизни. Русь в ту эпоху славилась роскошью и процветанием — а оплачивал эту роскошь Янтарный путь.

   Правда, время от времени доходов от него переставало хватать Великому князю — и тогда Русь шла походом на Константинополь. Довольно часто побеждала. Но в отличие от большинства тогдашних победителей, русичи город обычно не грабили. Ограничивались символическими актами вроде приколачивания княжеского щита к городским воротам. Зато в мирном договоре предусматривали более выгодные для себя условия торговли. Сначала — только повышенные отчисления от византийских купцов. Затем и режим наибольшего благоприятствования для купцов собственных.

   Но при всех этих издержках поддержание единства вдоль Янтарного пути было для Византии выгодно. И легендарные греческие интриганы не пытались его нарушить.

   Но время шло, мир менялся. В XI веке начались крестовые походы. Сперва византийцев они обрадовали — главные конкуренты, арабы, оказались под ударом.

   Но те же арабы были к тому времени главными торговыми партнёрами византийцев. Каждый успех крестоносцев оборачивался упадком главного источника силы империи — торговли.

   А значит, и упадком Янтарного пути. То есть ослаблением русского единства.

   К концу XI века Галич и Новгород получали в виде субвенций из Киева, с Янтарного пути, заметно меньше, чем отчисляли в киевский бюджет от своих собственных доходов. Балтийская торговля была столь обильна, что Новгород мог себе позволить делиться. А вот Галич брать с купцов Шёлкового пути много не мог: горные перевалы и без того не слишком удобны для торговли; если ещё драть с купца три шкуры — уйдёт на пусть более долгие, зато равнинные маршруты.

   Поэтому именно галицкий князь стал инициатором съезда князей в Любече в 1197-м. Съезд постановил отменить княжью лестницу: кто чем ныне владеет, тем пусть и владеют вовеки он и потомки его.

   Первое последствие такого решения было для Галича благоприятно: немедленное провозглашение независимости Галичины от Руси никто не стал оспаривать.

   Но было последствие и помасштабнее. После отмены лестницы у князей остался единственный способ перебраться в более хлебное место — завоевание. XII век стал для Руси веком беспрерывных междоусобиц.

   Основными активистами внутренней войны были Галич и Владимир. Это сравнительно новое княжество, упрятанное в среднерусских лесах, собственных доходов имело немного. Зато на дальнюю украину шли все, кому в новых условиях жить на старых местах было сложно. Так что живой силы во владимирской армии хватало. Можно было и с Галичем за великокняжеский престол потягаться. Конечно, с переменным успехом. Когда Батый штурмовал Киев, там князя не было вообще — был посадник (наместник) от князя галицкого.

   О торговле по Янтарному пути в таких условиях и думать было страшно. Но думать было и некому. В 1204-м очередные крестоносцы вместо Палестины завоевали Константинополь. Так что заинтересованных в поддержании на Руси мира не осталось.

   В конечном счёте развал Руси не пошёл на пользу и самим инициаторам. Шёлковый путь в ту эпоху также захирел под ударами монголов. Ожидаемого богатства Галич не дождался. А вскоре большинство его владений — за исключением труднодоступных горных районов — завоевали монголы, которых так легко было бы остановить объединёнными усилиями.

   Монголы завоевали почти всю Русь. Небольшие участки на западе и юге (в том числе через сотню лет и Галичина) достались литовцам. Так что из-под Ига Русь вышла расколотой. И не было уже Янтарного пути, чтобы вновь её объединить: Византия от полувекового правления крестоносцев так и не оправилась. А к концу столетия русского освобождения (от Куликовской битвы 1380-го до стояния на Угре в 1480-м) не дожила — в 1453-м её завоевали турки и больше уже не выпустили.

   Новое объединение Руси было достигнуто силой не торговли, а оружия. Уникальный в европейской истории эксперимент — создание целой великой державы только для охраны торгового пути — повторить не удалось. А жаль!